— Чандра!
Снова никакого ответа.
Протянув руку, Аба схватила девушку за плечо и грубо встряхнула.
На ее пронзительные крики сбежались стражники и слуги, но им не сразу удалось понять, что кучка земли, быстро превращающаяся в грязь под струями дождя, это все, что осталось от их госпожи.
Лорд Балин ждал возле конюшен, когда ему приведут оседланного коня, и в эту минуту примчался гонец на взмыленной, хромающей лошади.
«Он в ливрее моих цветов». Лорд Балин нахмурился, глядя на мокрую форму, от которой поднимался пар. Дождь кончился, и, хотя было далеко за полдень, солнце палило. Гонец тем временем спрыгнул с седла; и рухнул на колени у ног своего господина.
— Милорд… — выдохнул он, — леди Чандра…
Сильные пальцы вонзились в форменную тунику и рывком поставили стражника на ноги. Налет рассеянности тут же исчез из глаз лорда Балина, а голос обрел твердость, которой не было шесть долгих лет.
— Что с моей дочерью?
— Сражена колдовством, мой господин. Вы должны ехать не…
Внезапно отпущенный, гонец умолк на полуслове, так как его господин побежал к конюшне, выхватил у изумленного конюха поводья своего гнедого жеребца, вскочил в седло и быстрее ветра умчался со двора. Стражники бросились к лошадям — догонять.
«Одна Внизу, только не моя дочь», — билось в голове лорда Балина под стук копыт. Образы живого, смеющегося ребенка, которым она была, и молчаливой девушки, которой она стала, неслись друг за другом вокруг воспоминаний о его покойной Марике, и в первый раз за шесть лет живая стала важнее мертвой. «Одна Внизу, только не моя дочь».
Он въехал на земли своего поместья, когда садившееся солнце заливало небо красным заревом.
— В саду, милорд — крикнул стражник у ворот.
Лорд Балин погнал изнуренного коня дальше, прямо по лужайкам и цветочным клумбам, к крошечной фигурке в лиловой вуали, съежившейся у подножия башни Чандры. Соскочив с седла, он схватил воющую женщину за плечи и затряс ее.
— Где моя дочь?
Аба завыла еще громче, пытаясь указать трясущейся рукой на кучку грязной одежды, валявшейся на дорожке.
У лорда Балина остановилось сердце. Он осторожно отодвинул няню в сторону, опустился на колени и поднял красновато-коричневую тунику. Свернутая полоска пергамента выпала на дорожку, покрывающие ее письмена едва различались в угасающем свете. Лорд Балин повертел грязную полоску в руках. Понемногу сквозь боль пришло понимание, и сердце снова забилось.
— Это была не Чандра, — сказал он, прижимая тунику к груди. — Она сделала голема. Это была не моя дочь.
— Голема? — Аба подползла ближе и уставилась на грязное пятно.
— Да, — Лорд Балин встал, но тут же снова сел на каменную скамью — ноги не держали его. Он поманил конюха из кучки шушукающихся слуг и улыбнулся, когда они, не дожидаясь дальнейших приказов, побежали к жеребцу и заботливо увели его. — Голем, — объяснил он озадаченной няньке, — это существо, сделанное из земли. Чандра создала его по своему подобию, чтобы мы думали, будто она здесь, целая и невредимая.
— Тогда как она… где? — спросила Аба.
На этот раз господин улыбнулся негодованию, звучавшему в ее вопросе. Чандра живая не имела никакого права быть где-то вне досягаемости няни. Лорд Балин же чувствовал себя почти мистически спокойным, когда воспоминания о Марике наконец улеглись в прошлом, где и должны были находиться.
— Думаю, Чандра в Ишии, пытается отговорить принца Дарвиша жениться на ней.
Смородиновые глаза над вуалью сузились.
— Это очень похоже на нее, — согласилась Аба, придав глазам их обычную форму. — Моя бедная крошка одна в огромном городе. Что вы будете делать, милорд?
Лорд Балин встал.
— Я еду за ней.
— Тогда вам лучше поспешить. — Нянька подтолкнула его пухлыми руками, словно требуя немедленно действовать. — Она опережает вас на две полные девятидневки.
— Она опережает меня на шесть лет, — тихо поправил ее лорд Балин. — Но я намерен вернуть свою дочь.
13
Чандра быстро моргала, чтобы стряхнуть с ресниц капли дождя. Она изучала Тиволик. «Не очень-то привлекательный город», — решила девушка. Большинство домов, видневшихся над городской стеной, и убогие постройки вокруг нее были из грязно-желтого кирпича или дерева. Только дворец казался сделанным из камня, но на таком расстоянии и при такой погоде Чандра не могла разобрать, был ли это сизалийский мрамор или мягкий серый камень ее родины. Да это, собственно говоря, не слишком ее интересовало.
«Хоть бы дождь прекратился». Девушка перебросила намокшую косу за плечо. Приключение — это хорошо, но сейчас она усталая и промокшая, одежда прилипла к телу, волосы весят целую тонну, Аарон почти не разговаривает, а Дар, хоть и ничего не пил, вовсю предавался другим порокам. И Чандра не стала счастливее от того, что шои остановили ее, когда она хотела оттолкнуть дождь.
«Дождь прекратится, когда решат Господь и Госпожа», — сказали ей.
Это было нечестно.
— Жалеешь себя? — спросила Фиона, поравнявшись с девушкой.
— Я — Чародей Девяти, — надменно ответила Чандра. Почему ей то и дело приходится это объяснять? — Я не жалею себя.
— Ладно. — Фиона резко кивнула, но в ее глазах заплясал огонек.
Минуту они шли молча, потом шои спросила:
— Что ты будешь делать, когда вернешь Камень в Ишию?
— Не выйду замуж за Дарвиша, — решительно заявила Чандра, перешагивая лужу. Вчера она весь день задыхалась от пыли, хоть от этого дождь ее избавил.
— А потом?
— Вернусь в свою башню! — Где ей было спокойно. И сухо.
— И?
— Что и?
— И что ты будешь делать в своей башне?
— Ну, — Чандра взмахнула руками и нахмурилась, — я буду чародеем.
— А сейчас ты не чародей? — мягко произнесла Фиона.
— Конечно, чародей!
— Тогда зачем ты должна запираться в башне?
— Я не запираюсь в башне, — сердито сказала девушка. — Там меня никто не беспокоит, и я могу получать знания без помех! — Слова прозвучали слегка напыщенно, раньше Чандра не замечала этого, когда заявляла о том же Абе.
— О-о, значит, ты ничему не научилась с тех пор, как ушла из своей башни?
— Конечно, научилась! Я не говорила, что не научилась! Я… я просто… А, не важно! Ты не чародейка. Ты не поймешь.
Никто не понимал ее. Отец уж точно не понимал. И даже Раджит. Может, Раджит и чародейка, но не Чародей Девяти. Чандра просто хочет вернуться в свою башню, где все оставят ее в покое. Но почему-то в ее воображении Дарвиш лениво развалился в кресле у камина, и Аарон сидел на подоконнике. Вздрогнув, Чандра прогнала их из своего видения, не признаваясь, каким пустым оно теперь стало.
— Я не жалею себя, — повторила она, но Фиона уже ускользнула прочь в раздражающе бесшумной манере шои, и только дождь услышал ее протест.
Дарвиш смотрел на приближающийся Тиволик и думал о том, как долго еще сможет прятаться за шои. После тренировок, к которым побуждал его Идан на рассвете и в сумерки — в придачу к страстным телам, заполнявшим его ночи, в придачу к дневным переходам рядом с фургонами, растянувшимися длинной вереницей, — принц чувствовал себя слишком утомленным и хотел лишь одного: выпить. А когда это желание становилось нестерпимым, он мог направить свои силы на застрявший фургон или посадить ребенка на закорки и следующие несколько миль отвечать на самые немыслимые вопросы — Дарвиш обнаружил с удивлением, что любит детей, и с удовольствием, что и дети любят его, — или бросить всегда готового Фиона за куст.
Множество глаз и множество рук удерживали его от саморазрушения. Он провел с шои три дня, ничего не делая и ни о чем не думая, кроме того, как пережить каждый новый день. Скоро ему придется опять встретиться с реальным миром, встретиться лицом к лицу без винной завесы, и он не был уверен, что справится. Найти Камень и спасти Ишию — разве подобное бремя не заслуживает выпивки?
Когда они доберутся до города, только Чандра и Аарон будут стоять между ним и вином. Дарвиш не может их так использовать. Один раз он уже подвел своих спутников. Он должен быть сильным ради них. Чандра еще так молода и неопытна, и Аарон…