«Итак, я потерпел неудачу в последний раз и, наконец, умру». Аарон не знал, откуда взялась столь жуткая уверенность, но у него не было сомнения, что никто не придет освободить его, что голод и жажда медленно сделают свое дело, и наступит конец, которого он так долго ждал.

«Наследник клана никогда не сдается, помни это, сынок».

«Заткнись, отец».

«Если хочешь умереть, как твоя кузина, ты не так берешься за дело, Аарон, мой мальчик».

«Заткнись, Фахарра».

Он оттолкнул голоса прошлого обратно за стены, но один голос вырвался, громкий и сильный, и занял их место.

«НЕТ!»

Это был голос Дарвиша, но Аарон не помнил, чтобы принц когда-нибудь кричал с таким отчаянием, такой болью, словно от чудовищной утраты. Крик эхом прокатился в голове, и стены задрожали.

— Оставь меня в покое, — прошептал Аарон, руки, покоившиеся на коленях, сжались в кулаки. — Тебя я тоже подвел.

«НЕТ!»

— Я оставил тебя одного. Меня похитили, когда ты нуждался во мне. Рут, Фахарра, Чандра, ты. Я подвел всех. Дай мне умереть.

«НЕТ!»

Вор запрокинул голову, открыв белое, уязвимое горло, и завыл:

— Мне незачем жить!

«НЕТ!»

— Ты не понимаешь! — закричал он во весь голос, вскочив на ноги. — Это не имеет значения, я не могу выбраться!

Тяжело дыша, Аарон постоял в тишине, прислушиваясь к своему дыханию, прислушиваясь к сердцу, готовому выскочить из груди. Его глаза приковались к огромной металлической урне. Двери были прочные, запертые на засов, но скобы, державшие засов, крепились только в дереве, иначе с его стороны были бы видны болты. Выход есть.

Выход его отца.

С преувеличенной осторожностью, почти как Чандра, следующая на зов Камня, юноша подошел к урне и вывалил траву. Урна была большая и неподъемная, но Аарон всегда был сильнее, чем казался, и поднял ее без особых усилий. Потом медленно подошел к двери.

Выход его отца. Путь бессмысленной жестокости, грубой силы. Путь, с которого он свернул столько лет назад, когда Рут закричала его имя.

«И теперь я окажусь сыном своего отца».

Урна выскользнула из вялых пальцев и зазвенела на полу.

«Я не могу».

«НЕТ!»

— ЗАТКНИСЬ, ДАР!

Но Дарвиш не заткнулся, его голос продолжал протестовать снова и снова против своей невероятной утраты.

Аарон вспомнил руки, обнимающие его, когда он плакал, и поднял урну за рифленое горлышко, и ударил массивным металлическим основанием в дверь.

Урна отскочила, едва не вылетев из рук, но юноша держал ее мертвой хваткой и ударил снова.

И снова.

И снова.

Аарон не знал, когда попал в ритм ударов, вбиваемых плетью в спину девушки. Не знал, когда слезы покатились по его щекам. Не знал, когда начал выкрикивать имя Рут. Не знал, когда кровь из ожогов на груди пропитала тонкую рубашку.

Он знал только эту дверь и то, что Дарвиш — по другую сторону ее, и что он, Аарон, сделает все, лишь бы успокоить боль в том крике.

Когда дерево наконец сдалось, и раскололось, и отпустило скобу; когда засов загремел на пол и дверь распахнулась; когда снова наступила тишина…

Вор осмотрел пустой коридор и дрожащими руками аккуратно поставил помятую урну на пол. Он чувствовал себя странно спокойным и пустым. В первый раз за пять лет Рут перестала кричать его имя. Аарон не думал, что когда-нибудь снова услышит ее. Или отца. Или Фахарру.

— Я сын моего отца, — тихо сказал юноша. Впрочем, Аарон всегда им был. Он глубоко, судорожно вдохнул и пошел искать Дарвиша, и Чандру, и Камень, и причину жить.

Принц облизал губы и уставился в кружку. Винные пары дразнили, плели вокруг него обольстительные чары, но почему-то всякий раз, когда Дарвиш подносил кружку ко рту, он снова опускал ее не пригубив.

— Я заслужил эту кружку, — сказал он темноте. — Я сражался за нее, пролил за нее свою кровь, рисковал за нее своей задницей.

Вино вокруг соглашалось — впрочем, в этом вся прелесть вина, оно всегда соглашается.

Дарвиш шевельнул изувеченной рукой, лежавшей на коленях, и зашипел от боли.

— У меня не было ничего своего, — он поднял кружку, — кроме этого.

Вино опять согласилось.

— Я хотел друга, Аарон.

Не имело значения, что вор не услышит ответа. Он скорее всего давно забыл вопрос.

— Просто друга. Вот и все.

Голос Дарвиша стал жестким.

— Я думал, ты поймешь, и ты понял, а теперь они отняли и тебя. Вино облегчит утрату, сгладит боль, принесет забвение.

— Девять Наверху!

Отразившись от задней стены, проклятие эхом прокатилось по погребу.

— Что за принц должен спасать вора из Камеры Четвертого, чтобы найти себе друга?

Вот такой принц, сказало вино.

— Это не моя вина! Они не давали мне никакого дела. Ничего стоящего. И не позволили бы мне жить своей жизнью. Ты знаешь, — обратился Дарвиш к кружке, в которую вцепился намертво, — что это делает с человеком? — Он засмеялся ернически и поднял в беспутном салюте помятую кружку. — Наверняка знаешь…

Случайно принц наклонил посудину и, несмотря на тусклый свет, увидел свое отражение в гладкой поверхности вина.

— Мне никогда не давали никакого дела, — тихо повторил он. Рука задрожала. Отражение зарябило и исчезло. Дарвиш лихорадочно пытался отыскать себя, но не сумел и испугался. Но он продолжал смотреть в вино, и страх испарился, рычание сорвалось с губ, и нахлынул внезапный гнев. Этот гнев поднял принца на ноги и со всей силой швырнул кружку в стену.

— Кроме этого раза! Они плевали на меня восемь лет, а теперь ждут, чтобы я сделал невозможное.

Ярость прожгла его насквозь и вырвалась наружу.

— Я никогда не хотел быть героем! Я только хотел быть своим!

Дарвиш схватил со стола саблю.

— Поэтому я спасу Чандру и Аарона.

Злобный удар слева — и кувшин, расплескивая вино, полетел на каменный пол.

— И я достану Камень.

Принц обрушил клинок на стол подобно топору, и полетели щепки.

— И мой возвышеннейший отец сможет взять этот забытый Одной кусок скалы и подавиться им!

Все еще пылая гневом, он круто повернулся и побежал наверх.

Кухарка удивленно подняла голову, когда высокий воин шагнул в кухню, но тут же укротила свое лицо, не обращая пока внимания на юного Ахмида, который уронил одну из ее лучших мисок и стоял теперь среди осколков, открывая и закрывая рот, как вытащенная на берег рыба.

— Чем могу помочь вам, господин?

— Лестница наверх — где она?

Не ее дело защищать чародея от наемников. Ее обязанность — приготовить и подать еду. К тому же этот держал в руке обнаженную саблю и выглядел решительно.

— Лестница — в другом конце коридора, господин.

Дарвиш кивнул и вышел за дверь. Пустившись бежать по коридору, он услышал кухаркин окрик:

— А ты что уставился? Убери это!

Лестница была там, где сказала кухарка. Затененная и прохладная, она вела на верхний этаж дома. Повернувшись чуть боком и поудобнее перехватив саблю, принц начал подниматься. Гнев слегка угас, хотя его жар по-прежнему хранил ясность мыслей. Дарвиш чувствовал себя удивительно спокойным. Так или иначе — дело закончится.

— … действующий как накопитель, он также фокусирует накапливаемую силу, что позволяет ему вовлекать больше силы, когда это необходимо.

Чандра задумчиво кивнула.

— Это имело бы смысл. Ведь его создали, чтобы постоянно сдерживать вулкан.

— Да, но благодаря этой способности Камня, когда Чародей Девяти настроился на него, больше нет нужды в замысловатых приготовлениях. — Темные глаза Палатона светились от восторга. — Любое заклинание какой угодно величины может быть выполнено мгновенно.

— Без боли? — Чандра, нахмурившись, посмотрела на старого чародея.

— Больно только, когда настраиваешься на Камень. — Палатон сел лицом к Камню в деревянное, обитое кожей кресло и длинными пальцами потер виски. — По сути, ты перенесла это лучше, чем я. Возможно, твой магический потенциал выше. Конечно, нам придется это проверить.